Над нашим краем нависла темная ночь вражеской оккупации, длившаяся два года. В Унечском районе гитлеровцы, как и в других местах, временно ими захваченных, установили «новый порядок». Они завербовали предателей родины на должности бургомистра, старост, полицаев. Опираясь на них, грабили, убивали наших людей. В первую очередь оккупанты вешали и расстреливали партизан и подпольщиков, истребляли партийно-советский актив. При этом нещадно зверствовали. Однажды в летний августовский полдень в маленькой деревушке Чернижово остановилась немецкая грузовая автомашина. Полицаи стали сгонять народ к центру деревни. На машине корчились от боли и стонали восемь человек. Немцы связали их ржавой проволокой в одну связку, проткнув мышцы рук. На ломаном русском языке немец орал, что со всеми, кто не станет помогать немецкой армии, будет так, как с этими большевиками. С первых дней оккупации немцы создали лагерь для русских военнопленных на территориях современных завода «Тембр» и овощесушильного завода, используя бараки, где в начале войны формировался наш 487 стрелковый полк. Военнопленные содержались в нечеловеческих условиях: спали вповал на полу, питались баландой из мороженой картошки и капусты, картофельными очистками и другими несъедобными остатками пищи. Когда в лагере началась вспышка дизентерии, комендант распорядился вынести всех неходячих больных в отдельный барак. Затем его подожгли. Все больные сгорели заживо. Осенью 1941 года немцы согнали все еврейское население города в гетто, которое они устроили на территории мясоптицекомбината. Узниками еврейского гетто в основном были дети, женщины, старики. Они имели право взять с собой лишь котомку или сумку. Их жилища, а также весь скарб остались «бесхозными». После многомесячного истязания голодом и холодом, бессонницей и страхом палачи расправились с беззащитными, ни в чем не повинными людьми. Эта трагедия произошла 15 марта 1942 года. Такая же участь постигла и цыган. Оккупанты превратили в могильник чуть ли не весь город. В районе водокачки они расстреливали и зарывали во рву коммунистов, партизан и подпольщиков, а на территории бывшей сенобазы — евреев. После расстрела евреев гетто переоборудовали в концлагерь, в котором узников пытали до смерти. Русских военнопленных зарывали в воронках от бомб, которых было множество в городе: на территории завода «Тембр», овощесушильного завода, бывшей Унечской МТС, автопредприятия, путевой части и во многих других местах. На борьбу с немецко-фашистскими оккупантами повсеместно поднялись патриоты своей Родины. Была сделана попытка сформировать партизанский отряд из бойцов истребительного батальона. Уже в первые месяцы оккупации унечские партизаны успели провести несколько диверсий на железной дороге, на большаках. Так, в ночь на 2 сентября 1941 года совместно с Клинцовским городским партизанским отрядом они разгромили Унечскую комендатуру, уничтожив охранников и овладев радиостанцией. Спустя трое суток на перегоне Унеча — Почеп был взорван железнодорожный мост и подорван бронепоезд. Унечские партизаны держали тесную связь с Мглинским партизанским отрядом. Так, в октябре 1941 года партизаны уничтожили в унечском совхозе «Вторая пятилетка» молотильно-сортировочные машины и более тысячи тонн зерна, подготовленного к отправке в Германию. Что же собою представлял Унечский партизанский отряд? Истребительный батальон отступал от Унечи и дошел до деревни Ивайтенки. Командование решило уходить в рассухские и коробоничские леса. Но никто не готовил для партизан базы, где можно было заложить запасы продуктов, оружия, теплой одежды, необходимых в суровых условиях борьбы в тылу врага. Спешная эвакуация населения и имущества вглубь страны, вражеское окружение, отсутствие опыта борьбы с врагом в глубоком тылу — все это помешало создать боевой партизанский отряд. Командование отряда оставило ядро — 15 человек, остальных (несколько десятков бойцов) после принятия партизанской присяги распустили по домам. Они поддерживали связь с отрядом и ждали весны, чтобы перебазироваться в клетнянские леса и слиться с более крупным партизанским соединением (вероятнее всего, с мглинским). Однако вскоре произошло чрезвычайное происшествие. Из отряда дезертировали б человек: 2-й секретарь РК ВКП (б) Копытов, а также Воронин, Тищенко, Симонов, Толстопятое и Лещинский. Копытов по тылам врага добрался до Орловского обкома ВКП (б), но там получил такую взбучку за то, что не выполнил задания по организации отпора врагу, что белого света не взвидел. Он опять вернулся в свой район, но в партизанский отряд дорога была ему заказана. Копытов бродил в одиночестве, пока не был схвачен немцами. Его опознали и посадили в Мглинскую тюрьму. Там он покончил с собой. В Унечском партизанском отряде осталось 9 человек: командир отряда офицер райвоенкомата Пыхтенков, комиссар отряда офицер Красной Армии Алексей Степанович Василенко (псевдоним Нестеренко), помощник командира отряда по разведке Яков Захарович Бондаренко, а также партизаны Голик, Попков, Денисов, Густов, Петров, Кротов и Занин. Последнему суждено было сыграть роковую роль. Однажды некий лесник наткнулся на партизанскую землянку близ поселка Липки. О чем он немедленно сообщил своему брату-полицаю. Известие дошло до гестапо. Немцы и полицаи окружили землянку, в которой оставалось шесть человек (трое были на заданиях). Отстреливаясь, по ходам сообщения партизаны ушли в лес. Но комиссар Василенко вспомнил, что в суматохе забыты списки партизан и другие документы. Он вернулся в землянку, уничтожил их, но обратно пробиться уже не смог. Комиссар отстреливался до конца, последнюю пулю пустил себе в висок. Так погиб, но не сдался врагу, патриот Родины, пожертвовав собою ради спасения своих боевых товарищей. Фашистские изверги надругались над телом советского офицера. Они привязали труп погибшего комиссара за ноги к санной упряжке и так волочили его из деревни в деревню, выкрикивая: «Партизанам капут!» Это произошло 25 февраля 1942 года. Спустя два дня вернулся с задания разведчик Занин. Кроме землянки с развороченным накатом здесь ничего уже не было. По всему району метался Занин в поисках своих товарищей. Выбившийся из сил, замерзающий, голодный он очутился на Бельце. Спрятав пистолет и гранаты в палисаднике, он постучался в избу. Хозяин открыл ему и пригласил в хату. Разведчик залез на печку и крепко уснул. Хозяин же выдал Занина полиции. На первом же допросе в гестапо тот назвал всех партизан, не успевших уйти в другие отряды. Ужасной была их судьба. Гестаповцы измучили людей пытками, а потом расстреляли у водокачки. Вот судьба только одной семьи. В поселке Липки были схвачены Никита Прокофьевич Урянский и его восемнадцатилетний сын Иван. Восемь дней палачи пытали юношу: били плетьми по голове, давили пальцы дверями, жгли железом, травили овчарками. Он погиб героем-патриотом, сохранив партизанскую тайну. Такими же патриотами были его отец и мать. Ульяна Семеновна Урянская готовила партизанам пищу, стирала белье, выпекала хлеб, топила для них баню. Она чудом спаслать от гибели. Вместе с партизанкой Антониной Трофимовной Пустеко они укрылись в небольшой глухой деревушке Мглинского района. Унечский партизанский отряд погиб и не был восстановлен. Но многие унечцы сражались с немецко-фашистскими захватчиками в составе других отрядов и групп сопротивления. Во многих селах и деревнях были созданы группы самообороны и комсомольские подпольные организации. Некоторые из них были разгромлены врагом. Красновичскую группу, в которой насчитывалось 12 человек, немцы расстреляли полностью. В ноябре 1942 года была проведена реорганизация подпольных комсомольских органов. Унечский окружком был упразднен, а РК ВЛКСМ подчинен Почепскому окружкому. Сохранились и действовали комсомольские группы в Песках (руководитель Халюто), в Липках (Урянский), в Павловке (Кротов), в Белогорщи и Писаревке (Коротченко), в Рябовке (Колюков), в Багунце (Татуйко), в Казащине (Шавеко), в деревне Рассуха (Лантушко), в Казенке (Слепенок), в Шапочке (Собецкая). И все же в масштабе района этого было мало, да и населенные пункты эти располагались в лесистой местности, куда немцы боялись ходить за «яйками» и «млеком». Значительно оживилась борьба против оккупантов, когда весной 1943 года Унечскую комсомольскую подпольную организацию возглавил Павел Гирей. Подпольщики усилили разведку, стали чаще выпускать листовки и обращения к населению, в пяти селах завербовали агентов из числа старост и писарей. Были воссозданы подпольные комсомольские организации в Рябовке, Жече и Александровке. Уничтожено семеро изменников Родины.С начала немецкой оккупации в Унече стала организовываться группа из молодых парней и девушек. Эти ребята имели неполное среднее и среднее образование, некоторые из них окончили школы ФЗО. Быстрым умом и решительностью выделялся Демьян Минаков. Он возглавил довольно многочисленную группу подпольщиков. В нее вошли Евгений Мосин, Алексей Зуйков, Владимир Сидоренко и другие молодые унечцы. Параллельно стала действовать подпольная группа из девушек, где особенно отличались Вера Соловьева, Ксения Кравченко и Мария Мельникова. Вскоре эти группы слились и установили связь с 4-й клетнянской партизанской бригадой «За Родину!». Подпольщиками стали Мария Урянская, Василий Серенков, Константин Стецко, Паша Короткова, Нина Шавеко, Николай Жиров, Сергей Дураченко, Иван Бельков, Федор Кончиц, Петр Кулинчик, Николай Судаев, Николай Ковалев, Федор Жиров, Дмитрий Агеев, Игорь Моцейчук, Иван Соловьев, Мария Кравченко и другие. Активное участие в борьбе с оккупантами принимали отцы юных патриотов — Фрол Тимофеевич Соловьев, Яков Иванович Кравченко, Кузьма Иванович Сидоренко, Николай Урянский и Яков Голубин (станция Коробоничи). С наступлением зимы 1941 года стало не только холодно, но и голодно. Все подпольщики имели работу в паровозном и вагонном депо, на станции. Девушки работали в лагере русских военнопленных уборщицами, подсобными рабочими. Немцы платили за труд оккупационными марками, за которые можно было получить только «кукиш без масла». Крестьяне привозили продукты, но только в обмен на соль: за стакан соли — пуд муки или два пуда картошки. Ни спичек, ни мыла — ничего не было... Однажды в декабрьскую морозную ночь ребята в поисках зерна, муки решили проверить эшелоны, стоявшие на запасных путях. Открыли вагон, а он доверху забит трупами. Открыли второй, третий вагоны — та же жуткая картина... К этому времени Игорь Моцейчук собрал два приемника. Один передали клинцовскому партизанскому отряду, а второй использовали для приема сводок Совинформбюро. Сводки, разоблачающие немецкое вранье о падении Москвы, переписывали от руки. Демьян Минаков организовал диверсию в паровозном депо. В суровые январские морозы 1942 года подпольщики вывели из строя несколько паровозов, разморозив котлы. Демьян Минаков тщательно продумал план операции, распределил обязанности между подпольщиками. Евгению Мосину было поручено добыть пожарные шланги, Косте Стецко — отвинтить боковые люки у паровозов, а Минаков, Зуйков и Серенков залили в котлы воду. Операция прошла блестяще. Паровозы долгое время простояли в депо «под ремонтом». Веселее пошли дела у подпольщиков, когда Вера Соловьева установила связь с 4-й клетнянской партизанской бригадой «За Родину!» через унечского партизана Я. Бондаренко. Но зимой 1942 года клетнянские леса подверглись немецкой блокаде. Временно связь прервалась. В апреле 1942 года Николай Дьяченко (резидент разведки 4-й клетнянской бригады) восстановил вновь связь с унечским подпольем. В партизанскую бригаду прибыла первая группа военнопленных в количестве 22 человек. Работу по организации побегов военнопленных вела Марта (Мария) Мельникова совместно с другими девушками — кухонными работницами. Военнопленные бежали из лагеря группами и в одиночку. Их размещали по хатам в ближайших деревнях, прятали от немцев и полицаев. Когда накапливалась значительная группа, Вера Соловьева приводила их в партизанскую бригаду. Так она переправила более двухсот человек. Это был хороший резерв для пополнения партизанского соединения. На обратном пути в Унечу Вера Соловьева доставляла магнитные мины. Устанавливали их Дмитрий Агеев и Николай Ковалев, работавшие в вагонном депо. Ставили мины также Николай Урянский и Яков Голубин, работавшие путевыми обходчиками на станции Коробоничи. Хорошим специалистом по установке магнитных мин был Фрол Тимофеевич Соловьев. Он же поджег здание вокзала, лишив немцев комфорта (только они имели право ездить в поездах и отдыхать на вокзалах). Уже в послевоенное время Вера Фроловна Константинова (Соловьева) часто приезжала из Москвы к своим землякам в Унечу. Она передавала материалы в школьные музеи боевой Славы, выступала с воспоминаниями перед школьниками. На одной из таких встреч в школе № 2 бывшая разведчица и связная Вера Соловьева рассказывала: «Дорогие мои мальчики и девочки, вы спрашиваете, за что меня наградили орденом Красной Звезды? Если коротко ответить, за боевые дела. Но это значит ничего не сказать. За два года войны в тылу врага бывало всякое. Многократно я преодолевала маршрут в семьдесят километров. За один день не пройдешь. Поэтому на маршруте были организованы явки в хатах надежных людей. Здесь можно было подкрепиться, отдохнуть, выспаться. Но бывали случаи, когда деревни занимали немцы, и я вынуждена была обходить явки стороной, ночью забиваться в лесную глушь и в одиночестве коротать длинную осеннюю ночь. Однажды пришлось ночевать на кладбище. И надо сказать, это было самое тихое место. Вот только филин своим душераздирающим уханьем наводил ужас. Был и такой случай. Я возвращалась в бригаду из Унечи, имея при себе сведения о передвижении войск противника и немецкий противогаз, который я обязана была добыть во что бы то ни стало. К вечеру я уже устала и решила отдохнуть на явочной квартире в деревне Костеничи Мглинского района. Здесь местные жители Фоня Рябицкая и Кондрат Максименко, наши связные, должны были обо мне позаботиться. И вдруг я увидела, как по другой стороне деревни едут немцы верхом на лошадях, а следом идет большой обоз. Если бы немцы ехали по деревенской улице, то я бы точно угодила к ним в лапы. Пригнувшись, я побежала в хату к Фоне Рябицкой. Она спрятала мое «имущество», а меня закрыла в кладовку. Как назло, в дом Рябицкой явились полицаи и устроили выпивку, которая длилась более трех часов. Но нет худа без добра. Немцы заняли деревню, но побрезговали домом, где полицаи устроили кутеж. Мы с Фоней просидели, как на иголках, более пяти часов, а потом решили спать, мол, утро вечера мудренее. Утром глянули в окно — кругом немцы и полицаи. Как же выбраться из этой перипетии? Вскоре к Рябицкой пришел Кондрат Максименко с женой. Он сказал, что для партизана нет безвыходного положения. Меня переодели в крестьянский наряд, дали в руки подойник, положили в него «мое имущество» — пистолет, гранаты, противогаз (добытый с большим трудом), и мы пошли к лесу как будто бы доить коров. В лесу мы расстались... Но и на этом мои приключения не кончились. .Когда подходила к деревне Калецк, заметила, что наперерез мчится всадник. Я бегом бросилась в лес и укрылась в чащобе. Всадник долго мотался по лесу: топот копыт то приближался, то удалялся. Дождавшись полной темноты, я благополучно добралась до расположения партизанской бригады». Слушая рассказ партизанки, один из мальчишек спросил: «А какими качествами должен обладать партизанский разведчик?» Вера Фроловна улыбнулась и коротко ответила: «Мужеством! Плюс выносливостью, отвагой, терпением и хладнокровием. Пожалуй, хладнокровие я бы поставила на первое место. Я расскажу вам об одном эпизоде, и вы поймете, что такое хладнокровие. Командование бригады поставило боевую задачу: на территории Унечи взять «языка» и доставить его в штаб бригады. В помощь мне выделили двух разведчиков из бывших военнопленных — Виктора Кухаркина и Ивана Чеснокова. К пяти утра мы дошли до Унечи и замаскировались в кустах, близ домов. Недалеко, в здании железнодорожной больницы, размещался немецкий лазарет. До часу дня мы наблюдали, как немцы дефилировали вокруг здания лазарета, но далеко от здания не отходили. У нас стали отекать руки и ноги, мы решили размяться. Прикрываясь кустами, дошли до одного дома, который оказался пустым. Слышу, Кухаркин толкает меня в бок и кивком головы показывает на окно. Смотрю — немец идет в этот же дом. Господи, вот удача! «Язык» сам дается нам в руки. Ребята укрылись за дверью перегородки, а я зашла за коридорчик на пару минут понаблюдать за обстановкой. Когда я вскочила в дом, то увидела, что немец отчаянно сопротивляется. Обладая недюжинной силой и занимая более выгодную позицию, он обеими руками ухватился за дверной проем и бил моих ребят ногами. Вот-вот мог бы вырваться на улицу. Я несколько раз ударила рукояткой пистолета по его рукам. Когда немец опустил руки, Чесноков подставил ему подножку. Тогда он начал кричать во всю глотку. Ему засунули в рот кляп, связали руки за спину и усадили на табуретку так, чтобы он не видел никого из проходящих по улице. Мы стали ждать темноты, а темнело после девяти часов вечера. Через несколько часов видим, что к этому дому идут два немца. Вероятно, искали своего товарища. Я принимаю решение: Чеснокову — охранять «языка», а мы с Кухаркиным встречаем их выстрелами в упор. Но, к нашему удивлению, немцы дошли до угла дома и повернули обратно. В течение всего времени с часу дня до девяти вечера в дом к нам пришло четыре человека, все женщины, две из которых были мне знакомы — Вера Дынькова и Катя Приходько, а двух других я не знала. Мы их из дома не выпустили. Дождавшись темноты, с «языком» и задержанными нами женщинами двинулись в путь. Пройдя километров пять, мы отпустили женщин, а «языка» благополучно доставили в штаб бригады». Подпольщики, оставшиеся в живых, особенно тепло отзывались о самом молодом и самом храбром участнике подпольной группы Евгении Мосине. Он в партизанской бригаде слыл неуловимым разведчиком. Даже днем он появлялся на улицах Унечи внезапно, забрасывал гитлеровцев гранатами и внезапно же исчезал. Женя пускал под откос эшелоны, где, казалось, мины было поставить невозможно, дерзко приводил в исполнение приговоры предателям. Он сумел взорвать путепровод западнее Унечи, где скрещиваются дороги на Клинцы и Сураж. На целую неделю остановилось тогда движение поездов.
Еще 22 июня 1942 года, в годовщину войны, по данным разведчика Мосина, мглинскими партизанами была осуществлена блестящая диверсия на железной дороге в полутора километрах от деревни Робчик. Мины были поставлены утром, когда немцы прекращали патрулирование. Их размещали на стыках рельсов, баласт забирали в вещмешки. Двухколейная дорога проходила по выемке и далеко не просматривалась. Прямо к дороге примыкал лес (урочище Горавы) — удобный отход. Первым взорвался эшелон с боеприпасами, который шел на восток (на фронт). Раньше всех прибыли каратели с овчарками и тут же стали прочесывать местность и деревню Робчик. Аварийная команда расчистила второй путь. Немцы пустили поезд, который вез с фронта раненых и отпускников. Этот поезд взорвался на второй мине, которую немцы не обнаружили. До самого вечера горели вагоны, и дым поднимался до самого неба. За голову Жени Мосина комендант Унечи назначил награду. Но, как только объявления коменданта были развешаны на заборах и стенах домов, Женя Мосин наклеил на них партизанские листовки. Комендант Унечи во что бы то ни стало решил уничтожить неуловимого подпольщика. Для этой цели он привлек обер-палача Рубановского. Был в наших краях такой предатель из предателей, который в кровавых делах переплюнул даже Тоньку-пулеметчицу из Локтя, известную тем, что расстреливала партизан из пулемета. Алексей Рубановский создал отделение полиции в Жудилово, потом служил в Унече, Клинцах, Бобруйске, был следователем и «вершителем судеб отдельных личностей и деревень». Вылавливал и расстреливал евреев, партизан. Но не столько партизан (это дело опасное), сколько их родственников до третьего колена. Каратели награждали его деньгами, коровой, лошадью, медалью. Этот палач в конце войны улизнул в США и стал там священником.
В июне 1943 года из штаба партизанской бригады последовал приказ: организовать диверсию и вывести из строя паровозное депо в Унече. Это было задание на участие подполья в «рельсовой войне». Руководитель подпольной группы Демьян Минаков приступил к разработке операции. Он подобрал самых надежных, самых боевых подпольщиков — Веру Соловьеву, Женю Мосина, Ксению Кравченко и Алексея Зуйкова. Магнитные мины замедленного действия нужно было поставить к паровозным котлам, уникальным станкам, в шлакоканал с таким расчетом, чтобы они взорвались, когда рабочие закончат работу, а участники диверсии соберутся, чтобы вместе с Верой Соловьевой уйти в клетнянские леса. Но случилось непредвиденное. Мины должны были взорваться через шесть часов, однако одна из них сработала через час, другая — спустя еще через десять минут (остальные мины взрывались точно через шесть часов). Взрыв в депо вызвал большую тревогу по всему городу. Начались аресты, немцы хватали всех подряд. Некоторые участники диверсии, попав в застенки гестапо и зная, какие пытки их ожидают, кончали с собой. Но основным участникам этой операции удалось спастись. Вера Соловьева в своих воспоминаниях рассказывала: «Когда одна и вторая мины сработали раньше срока, и немцы стали осуществлять поспешные аресты, часть наших товарищей бросились в бегство. Я до сих пор не знаю, кто назвал мое имя, указав, что только я могу спасти всех обреченных, уведя их в партизанскую бригаду. Это каким-то образом стало известно немцам и полицаям. За мной началась охота, причем хотели взять живой. А у меня на совести мои агенты — Дмитрий Агеев и Николай Ковалев с семьями. Их надо было спасать в первую голову. В это же время у меня была подготовлена большая группа бежавших из лагеря военнопленных во главе с А. И. Гольцевым и С. Ф. Фроловым — их тоже надо было сопровождать в клетнянские леса. Полиция напала на мой след. Я выбежала на огород и хотела укрыться в картофельной грядке. Полицай свистнул мне, я оглянулась, он меня звал. Я остановилась и кивком головы сделала знак, что иду. Он стоял на улице, а я на огороде. Он ждал меня, думал, что я иду к нему, а я сбросила с себя обувь и лишнюю одежду и бросилась бежать. За мной началась погоня. Но на пути полицаям попалась какая-то девушка, которую они вначале, приняв за меня, задержались. Пока объяснялись, я успела скрыться...» И все же июньская операция унечских подпольщиков имела неплохие результаты. Механический цех паровозного депо был полностью выведен из строя, уничтожена электростанция (взорваны оба дизеля), сгорел бензосклад. На узле скопилось большое количество немецких эшелонов, которые не вмещались в двух парках и плотной массой стояли даже за семафорами. Вера Соловьева только ей известными тропами привела в расположение бригады подпольщиков, их семьи и большую группу бежавших из лагеря военнопленных. Бывшие подпольщики влились в подразделения 4-й клетнянской партизанской бригады «За Родину!» и сражались до полного разгрома немецко-фашистских захватчиков. К примеру, Демьян Минаков за два месяца до освобождения города восемь раз минировал железнодорожный путь под Унечей. Последнюю мину он поставил 22 сентября 1943 года, взорвав эшелон у самого семафора. Можно привести десятки и сотни примеров массового героизма жителей Унечского района. Это и спасение раненых бойцов Красной Армии, попавших в окружение в 1941 году; и сбор оружия и всяческая помощь партизанам; и сбор денежных средств для передачи на большую землю; и саботаж немецким властям. Вот, к примеру, «рядовой» подвиг шестнадцатилетней девушки из Слободы Селецкой Ксении Архицкой. У Гомельского моста немцы разбомбили наш эшелон. Кругом горела земля, стонали раненые советские бойцы. Немцы подходили к Унече. Ксения не растерялась и стала спасать раненых. Она перетаскивала их на своей спине за два километра, через речку, успев до прихода врагов спрятать четверых тяжелораненых в колхозном гумне. Несмотря на страшные угрозы оккупантов (за укрытие раненых — смертная казнь), Ксюша ухаживала за ними, перевязывала, приносила воду, еду и махорку. Так она спасла от смерти и выходила четверых попавших в беду солдат. Один из спасенных ею бойцов после войны приезжал в Слободу, низко кланялся своей спасительнице. На территории Унечского района действовали десантные, разведовательно-диверсионные группы, Клинцовский, Мглинский и другие партизанские отряды. Самой крупной была Жудиловская боевая операция, проведенная в ночь с 3 на 4 августа 1943 года партизанской бригадой «За Родину!». Командование осуществлял комбриг Иван Александрович Панасенков. В результате мощного удара по магистрали Брянск — Гомель на протяжении 12 километров было взорвано 1026 рельсов, мост на речке Дубна близ деревни Пучковка. Была полностью разбита и сожжена станция Жудилово со всем станционным оборудованием, уничтожены три вражеских эшелона с боеприпасами, горючим и живой силой. На станции были уничтожены склады с 500 тоннами зерна, склад боеприпасов, сенобаза и другие объекты. В этой операции принимала участие бывшая унечская подпольщица Ксения Яковлевна Кравченко. В роте Ермакова она выполняла обязанности инструктора, была награждена медалью «За боевые заслуги». ...Всего лишь за три дня до освобождения Унечи, наткнувшись с группой разведчиков на вражескую засаду у деревни Малая Гута, погиб Женя Мосин. Жительница этой деревни Валентина Колесникова рассказывала: «Женя, возвращаясь с товарищами с боевого задания, часто заходил ко мне для отдыха. Долгое время в деревне не знали, что это партизаны, так как они носили полицейские повязки. Но все же их выследил предатель. Однажды, возвращаясь с задания, они наткнулись на засаду. Завязался короткий бой. Партизан было четверо, а немцев — целый взвод. Женя приказал двум партизанам вынести раненого Колю Жирова, а сам прикрывал отход. Мосин был ранен четырьмя пулями, одна из которых попала в грудь». Колхозница Ксения Константиновна Масонова после боя нашла Женю в конопле в тяжелом состоянии. Она подобрала юношу, перевязала раны и укрыла в бане от рыскавших по деревне в поисках партизан немцев. Истекая кровью, Женя Мосин умер на руках Масоновой. Она спрятала его тело. Через три дня в Унечу вступили наши войска. Погибшего героя торжественно похоронили на местном кладбище. В 70-х годах останки Е. Мосина перезахоронены на унечском воинском кладбище. По данным Унечского райисполкома от 10 мая 1944 года, за время оккупации в Унече было расстреляно и замучено 3690 человек (из них 2000 военнопленных и 1690 человек из числа гражданского населения). Угнано на фашистскую каторгу в Германию 5819 человек. Оккупанты уничтожили в городе коммунальный жилой фонд, сожгли 2300 домов колхозников, полностью стерли с лица земли деревни Буда Вовницкая и Борщово, разрушили все предприятия, колхозы, станцию и станционное хозяйство, железнодорожные пути, больницы, клубы, избы-читальни, школы и другие объекты хозяйственного, общественного и культурного назначения. Материальный ущерб, нанесенный оккупантами, исчисляется суммой в 900887142 рубля (в довоенном масштабе цен). Стараниями коллектива школы №41 и особенно учителя-ветерана, отличника народного просвещения Павла Васильевича Плышевского, в 1973 году около школы установлен обелиск учителям, выпускникам и учащимся школы, погибшим в Великой Отечественной войне. ...18 июня 1941 года на втором этаже школы кружились в вальсе выпускники. Гремел духовой оркестр. Никто не знал, что всего через три дня они пойдут путями войны. П. В, Плышевский помнит многих поименно. В первый же день войны убит Георгий Поздняк. Замучен гестапо в Клинцах любитель-коротковолновик Игорь Мацейчук. В партизанском отряде погиб Василий Серенков. На фронте погибли врач — выпускница 1937 года Вера Свиридюк, преподаватель математики А. С. Лебедев. Погибли три брата Усоровых, два брата Базаны, два брата Коротковы, два брата Клименок, два брата Семенюки, два брата Аврасины, два брата Дышель... Выпускник школы Володя Шугарев, смертельно раненный в живот, говорил боевым друзьям: «Как тяжело умирать в двадцать лет. Да разве перечтешь всех... Пусть благодарные потомки склоняют головы перед памятью погибших, пусть отдают дань уважения ныне здравствующим ветеранам второй мировой. И память о них будет жить вечно, как жива история нашего Отечества.
